Мария Хаустова - Мамочка из 21-го бокса
– Никто не мог. Так вышло. Ты молодец, ты у нас сильная.
– Я не могла по-другому, это же мой ребенок. Я за нее в ответе.
– Ты права. Ладно – отдыхай. Мы позвоним ещё.
«Юлька, одевайся!» – крикнула Таня дочь. Они ушли. Мы остались втроем. Вадик долго всматривался в мое лицо, а потом сказал: «Милая, у тебя лишь нос да глаза остались. Как ты всё выдержала?»
– А по мне не заметно? – спросила я.
Он посадил меня к себе на колени и обнял. Казалось, что сердце сейчас выпрыгнет из моей груди. Но не оттого, что я так соскучилась и была рада его видеть. Нет. Не от этого. Я в ту минуту вообще не могла себя понять. Было ощущение, что меня обнимает чужой человек. Я не испытывала к нему никаких чувств. Это от обиды? От того, что ему не довелось пережить, что и мне? А может, когда рождается ребенок, любовь мужчины и женщины умирает, возрождаясь в нём? Что случилось? Почему так пусто и гадко? Что?
Я смотрела в его глаза и не видела того огонька. И в моих глазах его тоже не было. Потух? Угас? Куда он пропал? Все забито нервами и истошными воплями обиды и непонимания. Я устала. Я не хочу любить за нас обоих. Я не хочу куда-то рваться. Я хочу упасть на чью-то грудь и рыдать. Хочу, чтобы меня успокаивали и говорили, что «всё будет хорошо». Я хочу встать за сильную спину и идти за мужчиной след в след. Я хочу, чтобы вёл он, а не я.
День пролетел незаметно. Меня никто никуда не дёргал. И мне некуда было спешить. Самое главное, чтоб смесь была наготове – я решила дать себе отдых и кормила ребёнка молочной смесью. Отдых, правда, не получился. Каждые три часа нужно было вставать, наводить смесь, потом остужать её и выпаивать всё Варе. Первые три дня были великолепны. Вадик вставал утром рано, затапливал печь, носил воду. Я в это время управлялась с ребёнком. Что ещё для счастья нужно? А одной ночью он меня и вовсе рассмешил…
Я проснулась от Вариного крика. Она была вся сырая. Я ткнула мужа локтем в спину и прошептала, чтобы он принес воды. В это время я кормила Варю. Его долго не было. Потом открылась дверь, в которой появился мой благоверный. Вошёл с закрытыми глазами и целой бутылкой молока.
– На, – протянул он мне смесь.
– Зачем? – хихикнув, спросила я.
– Ну, ты же просила.
– Я просила воды, чтоб помыть ребенка, а ты принес молока. Вон у меня и так его целая бутыль!
– Да? – удивился он. – А я подумал, что надо смеси.
– Иди, наливай воды! – засмеялась я.
Так и блуждали полночи. Моя семейная спокойная жизнь скоро закончилась. На четвертый день нашего пребывания в родном доме муж покинул меня.
Он просто не пришёл на обед, затем – на ужин, а потом – и ночевать. На улице стоял мороз. Ветер продувал весь дом насквозь, и в помещении становилось прохладно. Варя постоянно писалась, я часто меняла пелёнки и стирала белье. Вода в бочке закончилась, а чтобы её принести, нужно было идти за несколько кварталов на колонку. Дров в доме тоже не осталось. Газ закончился. Мне хотелось рвать на себе волосы – я осталась одна с малюсеньким ребёночком в ужаснейших условиях. Я заложник обстоятельств. Мне даже некого попросить посидеть с малышкой, чтоб спокойно сходить за водой или дровами. Родным о поступке мужа мне сообщать никак не хотелось, а просить соседей было неудобно. Единственная подруга Юлька жила в другом городе и ничем не могла мне помочь. Если только морально. Я позвонила ей и зарыдала в трубку.
– Юлька! Что мне делать? Юлька!
– Что случилось? Ма-ша-ня! В чём дело?
– Он ушёл от нас. Бросил. Ничего не сказав, ушел. Я одна с ребенком в холодном дому осталась.
– Позови Таньку, пусть она с Варюшкой посидит, а ты переделаешь пока все дела.
– Думаешь?
– Да.
– Опять она будет язвить чего-нибудь…
– А ты не слушай. Вспоминай психологию: представь, что смотришь не на нее, а в аквариум – пусть лучше рыбки плавают, да пузырики идут. Она тебе твердить что-нибудь начнёт, а ты ей в рот смотри и представляй, что оттуда рыба выплывает! – смеялась подружка.
– Хорошо. Постараюсь, – вздохнула я.
Выхода не было, и мне пришлось это сделать. Сестра примчалась быстро. Я схватила ведра и пошлёпала за водой. Голубое небо отливало прозрачным и чистым светом. Струйка воды медленно вытекала из крана колонки. Я набрала вёдра до отметки «10л» и побрела домой.
Сняла с вешалки мужнину фуфайку и, накинув её на плечи, пошла в сарай. Набрала там охапку дров и потащила их домой. Еле растопив печь, смотрела, как огонь бегает по поленьям, поджигая на нём новые занозы. «Слава Богу! – присела я после этого на диван. – Наконец-то со всем справилась.» «Ма-аш! – кричала из кухни Танька, допивая чашку чая и ставя её на стол. – Я смотрю, ты всё? Побегу тогда восвояси!» «Давай! – ответила я. – Спасибо за помощь!» С облегчением я откинулась на спинку дивана: всё-таки самое необходимое у меня теперь имелось! Вскоре в квартире стало тепло и сухо. Варя лежала в своей кроватке, а я в своей, и тупо смотрела в потолок.
«Чего ему не хватает? – думала я. – Я все ему прощаю. Все позволяю. Набрал кредитов, дома не помогает. А может, он от ребёнка устал? Вот тебе и «хочу нормальную семью». Слёзы выкатились из глаз моих и долго сползали по щеке. «Солёные», – подумала я, слизнув одну из них. «Да что мне муж? Неужели я сама не справлюсь?! – восторжествовал во мне воинственный дух. – Ещё не одна баба без мужика не пропала! Это они спиваются, бомжуют, умирают под заборами. А мы из другого теста! Бог подарил мне дочь, и я ее сохраню!»
Вадима не было пять дней. За это время я обзвонила всех его знакомых и друзей. Его нигде не было. На шестой он все– таки появился. От него тащило перегаром. Весь грязный, вонючий и, как обычно, с поникшей головой и умоляющим взглядом, он явился ко мне.
– Вот – Бог, вот – порог! – выставила его вещи в коридор.
– Маша, пусти! Я больше так не буду. Честно, последний раз было», – произнес мой нерадивый муженек.
– Последний раз, говоришь?! – не унималась я. – Последний раз был 18-го декабря. Забыл? Это был твой последний шанс. Я более не намерена этого терпеть. Я подаю на развод! И будь, что будет!
– Но я же тебя люблю!
– Какая-то странная у тебя любовь получается! Разве можно любимого человека на произвол судьбы бросать? Издеваться над ним? Думаешь, раньше все терпела, так и сейчас стерплю? Нет. Хватит. Я достойна большего. Мне столько пришлось пережить и испытать, а у тебя даже и малейшего сострадания ко мне нет! Не ценишь ты меня совсем и не уважаешь, так хоть бы ради дочери себя по-людски вел! Нет же – друзья важнее!
Я выгнала его. Он ушёл. Куда? Не знаю. Прошло две недели. Он вернулся. Хотел со мной помириться. Я остыла. Остыла от любви к нему. От обиды. Я не хотела смотреть на него, слышать его голос не могла. Все прошло. Разочарование погубило любовь и ее уже не вернуть. Раньше я возносила его на пьедестал, хвалилась им перед подругами, но что-то произошло и все пошло не так.
Насыщенный туман похож на смог, иногда они не различимы. Человек меняется, но как заметить ту грань, которую он преступил, чтобы это произошло? Ведь это такая тонкая грань. Она делит временной отрезок на «до» и «после». И это «после» меня совсем не устраивало.
Он умолял меня о прощении, но я была неумолима. Мое весомое и твердое «нет» резало его слух, а я гордо смотрела ему в глаза и продолжала: «Если ты не можешь меня любить, заботиться и быть рядом – отпусти»…
– Но я люблю тебя, – говорил он.
– Ты любишь только одного человека – себя.
– Ты говоришь так, потому что у тебя кто-то есть! – озлобленно и с обидой произнёс муж.
Я стояла в недоумении и ещё с большей обидой кричала на него: «С ума сошёл? Куда я денусь от такого маленького ребёнка? Как тебе вообще такое в голову пришло? Сам не чист?» Его глаза покраснели, а выражение лица приняло угрожающий вид. На газу стояла большая кастрюля с только что сваренным супом. Эта еда ушла бы на несколько наших обедов. Денег как всегда не хватало: я в декрете, а он и вовсе не работал, и эта пища была единственной в нашем доме. Схватив ту самую кастрюлю, Вадим запустил её в потолок. Картошка, капуста, курица – всё это разлетелось по всей кухне. Сырая ковровая дорожка теперь приобрела жирноватую плёнку, на кухонном уголке появились расплывчатые пятна, а я просто стояла и обтекала этой массой. Я боялась произнести слово, но понимала, если промолчу, он завладеет ситуацией и мне будет не справиться с ним вообще. Варя в это время спала в другой комнате и, странное дело, ничего не слышала. «Вадик, ты что делаешь? Совсем оборзел?» – повышая голос, обратилась я к мужу. «Суп, суп, опять суп… Сколько можно его есть?! Ты совсем не умеешь готовить! Который год с тобой живу, и всё одно и то же! Этот проклятый куриный суп!» – кричал он на меня. «Ах, тебя суп мой не устраивает? Да?! Я бы тоже лучше гуляша да чего повкуснее поела, но на что? На что, если ты никогда в своей жизни не раба-тывал, а если такое и случалось, ты или сбегал с работы, или слишком быстро уставал, или отношение тебе там не нравилось. Итог один – ты не приносил домой не копейки! Я в декрете! Мы живем в месяц на 4200 рублей! Радуйся, что хоть суп есть»! – не успела я это договорить, как в меня полетел стул. Увернулась. Тогда разъярённый муж взял в руки стол и со всей дури кинул его куда-то в сторону. Тот развалился, и его части оказались в разных углах. Более я этого выносить не могла. Но как быть – Варя ещё спит, он стоит в проходе, и если я даже захочу её взять, он мне не даст этого сделать. Открыв тугие, деревянные двери, я, в чем была, пошла к соседке. Ленка дрыхла после смены. Опять в магазине целый день отработала.
